Неточные совпадения
Им надобна, как воздух, сцена и зрители; на сцене они действительно герои и вынесут невыносимое. Им необходим
шум, гром, треск, им надобно произносить речи, слышать возражения врагов, им необходимо раздражение
борьбы, лихорадка опасности — без этих конфортативов [подкрепляющих средств (от фр. confortatif).] они тоскуют, вянут, опускаются, тяжелеют, рвутся вон, делают ошибки. Таков Ледрю-Роллен, который, кстати, и лицом напоминает Орлова, особенно с тех пор как отрастил усы.
В начале пятой фигуры в гостиной послышался
шум, вскоре затем сменившийся шушуканьем. В дверях залы показался сам его высокородие. Приближался страшный момент, момент, в который следовало делать соло пятой фигуры. Протоколист, завидев его высокородие, решительно отказался выступать вперед и хотел оставить на жертву свою даму. Произошло нечто вроде
борьбы, причинившей между танцующими замешательство. Дмитрий Борисыч бросился в самый пыл сражения.
Вяземского, возбуждавших страшный
шум в театре, который выражал
борьбу двух партий; но не прекратилось взаимное ожесточение и росла взаимная неправость обеих сторон.
Простившись с Антонио, Арбузов пошел домой. Надо было до
борьбы пообедать и постараться выспаться, чтобы хоть немного освежить голову. Но опять, выйдя на улицу, он почувствовал себя больным. Уличный
шум и суета происходили где-то далеко-далеко от него и казались ему такими посторонними, ненастоящими, точно он рассматривал пеструю движущуюся картину. Переходя через улицы, он испытывал острую боязнь, что на него налетят сзади лошади и собьют с ног.
Уходить из города, от
борьбы, от житейского
шума, уходить и прятаться у себя в усадьбе — это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига.
Майор был в отчаянии и поспешил выслать на эстраду двух барышень: поющую, и вопиющую, которые громогласным дуэтом хотели заглушить стук и крики. Некоторое время длилась
борьба между пением и
шумом, но храбрые и стойкие барышни преодолели публику — и она наконец снисходительно замолкла.
Мое существование казалось мне необъятным, как вселенная, которая не знает ни твоего времени, ни твоего пространства, человече! На мгновение мелькнула передо мною черная стена моего Беспамятства, та неодолимая преграда, пред которою смущенно бился дух вочеловечившегося, — и скрылась так же мгновенно: ее без
шума и
борьбы поглотили волны моего нового моря. Все выше поднимались они, заливая мир. Мне уже нечего было ни вспоминать, ни знать: все помнила и всем владела моя новая человеческая душа. Я человек!
У этого человека сквозь сладость серо-голубых глаз и речей проницало лукавство беса — не того, который с
шумом вооружался, как титан [Титаны — название гигантов, вступивших в
борьбу с богом Зевсом (греч. миф.).], против своего творца, но того, который вкрадчиво соблазнил первую женщину.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот
шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал-адъютантов в Петербург и входит в открытую
борьбу с Бенигсеном и великим князем.